История герба
Хотя и не часто, личные гербы встречались и в средневековой Исландии. Летописцы упоминали «изображения на щитах» (например льва, орла или оленя), которые, зачастую, были теми же, что и на печатях. В 14 и 15 веках, когда Исландия уже была владением датской короны , немало исландцев были посвящены в рыцари и получали право на герб. Например, гербом Лофтура Гуттормссона (исл. Loftur Guttormsson ) Могучего был белый сокол на синем поле, однако его печатью была змея. Гербом Торфи Арасона (исл. Torfi Arason ) был белый медведь на синем поле и половина белого медведя в качестве нашлемника . Такой же герб использовал и Бьёрн Торлейфссон (исл. Björn Þorleifsson ) Могучий, но его нашлемником был целый белый медведь .
Герб Исландии из L’Armorial Wijnbergen
Французский гербовник Вейнберген (фр. L"Armorial Wijnbergen
) составленный между - гг. и в настоящее время хранящийся в Королевской голландской ассоциации по генеалогии и геральдике в Гааге, описывает 1312 средневековых гербов. Большинство из них - французские гербы, однако, есть и немецкие, также как и 56 королевских гербов Европы , Ближнего Востока и Северной Африки . На одном из листов изображён герб короля Исландии, то есть норвежского короля в качестве короля Исландии, после того как исландцы присягнули ему на верность в - . Подпись гласит: le Roi dillande
, то есть le Roi d’Islande
(с фр.
- «Король Исландии»). На гербе изображён червленый лев с боевой секирой на щите 11 раз пересечённом на серебро и лазурь с золотой главой .
Герб «Короля Исландии» выглядит так же, как и герб Норвегии , и, вероятнее всего, был составлен на его основе, с заменой цветов на противоположные. Таким образом золотой норвежский лев на червленом поле стал червленым «исландским» львом на золотом поле. Если гипотеза Варминга верна, древнейший герб Исландии будет относиться ко времени правления в Норвегии короля Хокона IV (норв. Håkon IV ) - . По мнению Варминга, точность, с которой неизвестный французский геральдист изобразил норвежского льва, может свидетельствовать о его осведомлённости в вопросах Скандинавской геральдики. Гипотеза Варминга неоднократно подвергалась критике в учёных кругах. Высказывались сомнения как по поводу самого герба «Короля Исландии», так и насчёт 12 полос, в качестве герба независимой Исландии. Герб из гербовника Вийнберген некоторыми критиками был назван «фантастическим», придуманным излишне усердными в вопросах геральдики французами. В ответ на критику Варминг указывал, что в гербовнике Вийнберген чрезвычайно точно изображены гербы не только соседних с Францией стран, но и стран «дальнего зарубежья», таких как Шотландии, Острова Мэн, Ирландии, Оркнейских Островов и многих других. Следовательно, герб «Короля Исландии» также не должен считаться не достоверным. Несмотря на все спекуляции поэтому поводу, Варминг был убеждён в том, что есть все неопровержимые доказательства тому, что герб с 12 серебряными и лазоревыми полосами является оригинальной национальной эмблемой Исландии. |
Треска на гербе Исландии
| Доподлинно не известно когда изображение рыбы (трески) стало эмблемой Исландии. Купцы из Гамбурга использовали эту эмблему на своих печатях около 1500 года , также как и любекские купцы в Бергене около 1415 года . Изображение трески находится на полях исландской рукописи (Stokkhólmsbók, no. 5, fol. королевской библиотеки Стокгольма), относящейся примерно к 1360 году , а изданная в 1539 году в Венеции карта Олафа Магнуса Carta Marina
изображает треску на щите, похожем на позднейший герб Исландии.
Всё это убедительно свидетельствует об использовании трески в качестве эмблемы Исландии, как это было на королевских печатях или золотых датских монетах 1591 года . Изображение трески было включено в датскую королевскую печать во время правления Кристиана IV и оставалась там до 1819 года , времени правления Фредерика VI . В 1820 году Дания утратила Норвегию и норвежский лев был исключён из государственного герба Дании . Вместо него в датский герб были включены эмблемы Исландии , Гренландии и Фарерских островов . Эмблема Исландии находилась в правом нижнем углу, и представляла собой изображение серебряной трески, коронованной золотой короной, на ярко-красное поле. Во второй половине 19-го века, началась кампания по замене трески , как символа Исландии, белым соколом на синем поле. |
Кречет на гербе Исландии
| Указом короля Дании от 3 октября 1903 года предписывалось, что гербом Исландии должен был стать белый исландский кречет на синем поле. Многие исландцы видели в этой сильной, выносливой и благородной птице более подходящий символ для своей страны, чем треску . На протяжении веков Исландия была известна в скандинавском мире своими поэтами и соколами. Даже когда аристрократия в соседних странах перестала понимать и ценить исландских поэтов, сокол продолжал считаться ценным подарком на протяжении ещё нескольких столетий. Соколиная охота была излюбленной забавой европейской и азиатской аристократий и известна с древнейших времён. В Скандинавских странах данный вид охоты известен с языческих времён, и далёкая Исландия считалась родиной лучших соколов. |
Герб Королевства Исландия
|
Герб с соколом использовался не долго. Уже 12 февраля 1919 года был принят новый герб, имеющий то же изображение, что и флаг Исландии . Королевский указ о гербе гласил:
Резчик по дереву Рикардюр Йоунссон (исл. Ríkarður Jónsson ) разработал рисунок герба, принимая участие в конкурсе, вместе с ведущими исландскими художниками, такими как Йоханнес Кьярваль (исл. Johannes Kjarval ). Щит поддерживают четыре духа-хранителя Исландии, описанные Снорри Стурлусоном в своем «Круге земном » (исл. Heimskringla ) в «саге об Олаве сыне Трюггви»: |
Герб Исландской Республики
Напишите отзыв о статье "Герб Исландии"
Примечания
Ссылки
- (исланд.) (англ.)
См. также
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Герб Исландии
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка, Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Здравствуйте, уважаемые дамы и господа. Сегодня у нас суббота 3 января 2019 года, на Первом канале идет телеигра "Кто хочет стать миллионером?". В студии находятся игроки и ведущий Дмитрий Дибров.
В статье мы рассмотрим один из интересных и сложных вопросов сегодняшней игры. На сайте скоро выйдет общая статья со всеми вопросами и правильными ответами на них.
Кто не изображён на гербе Исландии?
Исландия является островным государством в северной части Атлантического океана. Она расположена между Гренландией и Шотландией и находится к северо-западу от Фарерских островов.
Исландия - страна с рыночной экономикой и относительно низкими налогами. Там поддерживается так называемая скандинавская социальная система, которая обеспечивает всеобщее здравоохранение и высшее образование для своих граждан. Исландия занимает высокое место в экономической, политической и социальной стабильности и равенстве. В 2013 году страна был признана 13-й наиболее развитой страной в мире по индексу человеческого развития Организации Объединенных Наций. Исландия получает энергию на почти полностью на возобновляемых источниках энергии.
Культура Исландии основана на скандинавском наследии нации. Большинство исландцев являются потомками немецких и кельтских поселенцев. Культурное наследие страны включает традиционную исландскую кухню, исландскую литературу и исландские саги. Исландия является страной с наименьшим населением среди всех членов НАТО и единственной страной без постоянной армии.
- дракон
- белый медведь
Герб Исландии - один из главных государственных символов страны. Представляет собой лазоревый щит с серебряным латинским крестом, обременённым червлёным латинским крестом. Щит поддерживают четыре духа-хранителя Исландии, стоящие на плите столбчатого базальта: бык - покровитель Юго-Западной Исландии, великан - Юго-Восточной, гриф - Северо-Западной и дракон - Северо-Восточной. В современном виде принят в 1944 году, после провозглашения Исландии республикой.
Правильный ответ на вопрос викторины: белый медведь .
Гг. и в настоящее время хранящийся в Королевской голландской ассоциации по генеалогии и геральдике в Гааге, описывает 1312 средневековых гербов. Большинство из них - французские гербы, однако, есть и немецкие, также как и 56 королевских гербов Европы , Ближнего Востока и Северной Африки . На одном из листов изображён герб короля Исландии, то есть норвежского короля в качестве короля Исландии, после того как исландцы присягнули ему на верность в - . Подпись гласит: le Roi dillande , то есть le Roi d’Islande (фр. Король Исландии ). На гербе изображён червленый лев с боевой секирой на щите 11 раз пересечённом на серебро и лазурь с золотой главой .
Герб «Короля Исландии» выглядит так же, как и герб Норвегии , и, вероятнее всего, был составлен на его основе, с заменой цветов на противоположные. Таким образом золотой норвежский лев на червленом поле стал червленым «исландским» львом на золотом поле.
Если гипотеза Варминга верна, древнейший герб Исландии будет относиться ко времени правления в Норвегии короля Хокона IV (норв. Håkon IV ) - . По мнению Варминга, точность, с которой неизвестный французский геральдист изобразил норвежского льва, может свидетельствовать о его осведомлённости в вопросах Скандинавской геральдики.
Гипотеза Варминга неоднократно подвергалась критике в учёных кругах. Высказывались сомнения как по поводу самого герба «Короля Исландии», так и насчёт 12 полос, в качестве герба независимой Исландии. Герб из гербовника Вийнберген некоторыми критиками был назван «фантастическим», придуманным излишне усердными в вопросах геральдики французами. В ответ на критику Варминг указывал, что в гербовнике Вийнберген чрезвычайно точно изображены гербы не только соседних с Францией стран, но и стран «дальнего зарубежья», таких как Шотландии, Острова Мэн, Ирландии, Оркнейских Островов и многих других. Следовательно, герб «Короля Исландии» также не должен считаться не достоверным.
Несмотря на все спекуляции поэтому поводу, Варминг был убеждён в том, что есть все неопровержимые доказательства тому, что герб с 12 серебряными и лазоревыми полосами является оригинальной национальной эмблемой Исландии.
Герб Исландии (Skjaldarmerki Í slands) в современном виде принят в 1944 году. Представляет собой синий щит, на котором изображён красный крест на серебряном кресте. Щит держат четыре покровителя (landvæ ttir) Исландии, стоящие на куске лавы. Бык (Grið ungur) - покровитель Юго-Западной Исландии, орёл или грифон (Gammur) - Северо-Западной, дракон (Dreki) - Северо-Восточной, великан (Bergrisi) - Юго-Восточной. Эти существа пользовались большим уважением в Исландии, и потому был закон в дни викингов, гласящий, что ни одно судно не может причалить к берегам Исландии не имея изображения на своем корабле одного из существ (чаще всего использовалась голова дракона).
Покровители изображаются на аверсе Исландской кроны, тогда как на реверсе изображены животные океана (рыба, крабы и дельфины). Исландские власти используют исландский флаг с раздвоенным концом с Гербом. Национальная Исландская Полиция использует белый флаг с Гербом, если использование государственного флага не разрешено. Так могут делать и некоторые другие государственные службы.
Правительство Исландии использует государственный флаг с изображением герба. Полиция Исландии использует жёлтый флаг с изображением герба.
На протяжении веков Исландия использовала несколько гербов.
Первый, вероятно, - щит с шестью синими и шестью серебряными полосками, символизирующими 12 тингов Исландского содружества
Второй, вероятно, - герб графства Исландия, дарованный королём Норвегии Хааконом IV графу Гиссуру Торвальдссону в 1258. На щите был изображён красный лев с топором на желтом фоне сверху и на фоне белых и синих полос с прошлого герба снизу.
Около 1500 года гербом Исландии стала коронованная вяленая рыба на красном щите.
3 октября 1903 года герб Исландии был заменён белым соколом на синем фоне. Он использовался до официального принятия первой версии герба с покровителями 12 февраля 1919 года. Сокол использовался на королевском гербе Дании при короле Кристиане X .
При Фридрихе IX в апреле 1947 был принят нынешний герб.
Флаг Исла́ндии (Íslenski fáninn ) был официально утверждён «Законом о национальном флаге исландцев и государственном гербе» № 34 от 17 июня 1944 года, в день, когда Исландия стала независимой республикой. Закон описывает флаг следующим образом:
Гражданский национальный флаг исландцев - синий как небо со снежно-белым крестом и огненно-красным крестом внутри белого креста. Концы креста достигают краёв флага, их ширина относится как 2/9, а красного креста - как 1/9 к ширине флага. Синие поля флага представляют собой правильные прямоугольники; ширина и длина древковых (внутренних) полей совпадает, а длина вольных (внешних) полей в два раза больше их ширины. Соотношение ширины флага к его длина составляет 18:25.
Цвета флага связывают с исландским пейзажем: красный цвет - цвет огня исландских вулканов, белый - цвет льдов и снегов, а синий - цвет вод Атлантического океана, окружающего остров.
Государственный флаг Исландии (исл. Tjúgufáni ) отличается от национального длиной и наличием двух косиц, образованных треугольным вырезом в вольной части флага. Длина синих полей в вольной части флага в три раза больше их ширины. Вырез идёт от края вольной части к горизонтальной оси флага, отсекая от синего поля треугольник со сторонами, равными 3/7 длины поля и ширине поля. Линия выреза, достигнув красного креста, пересекает его вертикально. Пропорции флага 9:16.
Первый национальный флаг Исландии, известный как «Витблайн» (ис. Hvítbláinn , дословно: «бело-синий»), представлял собой белый крест на тёмно-синем фоне. Впервые он был поднят в 1897 году. 22 ноября 1913 года королевским декретом Дании было подтверждено право Исландии на собственный флаг, а 19 июня 1915 года альтингом утверждён национальный флаг острова, аналогичный современному: белый крест был дополнен внутренним красным крестом. В 1918 году Дания признала суверенитет Исландии в рамках унии. 12 февраля 1919 года король Дании и Исландии Кристиан Х утвердил исландский флаг. В 1944 году, после достижения полной независимости, флаг почти не изменился, однако его синий цвет приобрёл более тёмный оттенок (в период с 1918 по 1944 год он определялся как ультрамариновый). Рисунок флага отражает скандинавскую традицию, идущую от флага Дании. Красный цвет креста также напоминает о влиянии Дании. Синий же и белый цвета являются традиционными цветами Исландии и связываются с цветами ордена Серебряного сокола.
На государственном гербе Исландии изображен геральдический щит с рисунком национального флага страны. На синем фоне расположен красный крест с белой каймой. Как и на флаге, синий цвет обозначает небо, атлантический океан, белый цвет символизирует снежный покров и гейзеры, красный цвет символизирует огненные вулканы.
Герб официально утвержден 17 июня 1944 г. Щит поддерживают четыре духа-хранителя (исл. Landvættir) Исландии, стоящие на плите столбчатого базальта: бык (исл. Griðungur) — покровитель Юго-Западной Исландии, великан (исл. Bergrisi) — Юго-Восточной, гриф (исл. Gammur) — Северо-Западной и дракон (исл. Dreki) — Северо-Восточной. В современном виде принят в 1944 году, после провозглашения Исландии республикой. Все персонажи саги "Круг земной".
В саге рассказывается, как датский правитель приказал колдуну проникнуть на берега Исландии и отыскать хорошее место для причаливания боевых кораблей Дании. Колдун, превратившись в кита отправился к острову. На западном побережье он встретил громадного огнедышащего дракона. Колдун отправился на север, но там его встретила огромная птица-гриф. Колдун поплыл на юг. Там он встретил огромного быка, который набросился на него. Проплывая мимо мыса Духов, он наткнулся на великана, державшего в руках дубинку. Колдун в итоге вернулся к королю, сообщив что все берега Исландии надежно укреплены.
Базальт олицетворяет стойкость, мужество, несокрушимость.
Исторические гербы Исландии
Герб представлял собой щит варяжской геральдической формы с чередующимися горизонтальными белыми и синими полосами.
Страна была основана выходцами из Норвегии. Она была независима. В 1262 году страна фактически потеряла независимость, приняв власть короля Норвегии Хокона IV.
Некоторые геральдисты считают, что данный герб является мистификацией.
После того, как Исландия попала под зависимость от Норвегии, в герб был добавлен красный лев с жёлтым фоном. Нижняя часть герба осталась прежней. Таким образом, герб является объединением двух гербов.
Герб представлял собой щит варяжской геральдической формы красного цвета, в центре которого располагалась разделанная треска серебряного цвета, над которым располагалась золотая корона.
Первое упоминание данного герба относится к 1593 году. Копия печати (герба) до сих пор хранится в музее, подаренном ему в 1897 году. Изображение трески было включено в состав герба Дании в 1820 году, вместе с элементами гербов Фарерских островов, а также Гренландии. Именно в этот год из герба Дании были исключены элементы герба Норвегии, власть над которой была потеряна.
Герб Исландии 1903 года
Герб представлял собой щит варяжской геральдической формы синего цвета, в центре которого располагалась птица-кречет серебряного цвета.
Кречет относится к семейству соколиных (сокол в геральдике).
Считалось, что Исландия была родиной одних из лучших соколов.
С 1921 года король Дании Кристиан X учредил орден Исландского сокола, которым награждали "за заслуги перед Исландией и человечеством". После смерти кавалера ордена, его знаки необходимо вернуть в Совет ордена.
Данный герб заменил изображение сокола. Данный герб явился прототипом для современного герба.
Источники
- Гербы мира / [Авт.-сост. К.Я.Нежинский]. - М.: Эксмо, 2008. - 192 с.: ил.;
- Официальный сайт Премьер-министра Исландии (страница о флаге) (англ.яз.) ;
- Birgir Thorlacius. Islands vеben // Heraldisk Tidsskrift, Bd. 6, 1989, nr. 60.;
- Svane E. Det danske rigsvеben og kongevеben. Odense, 1994.
